7. КРИТСКИЙ БЫК

Минос, царь Крита, смотрел на огромные волны,
С рёвом бросавшиеся на утёсы и берег.
Хмурился Минос. На Крите бесчинствовал голод,
Ибо вокруг берегов его буря ярилась,
Ни рыбакам не давая на лов отправляться,
Ни кораблям, что продукты везли, тут причалить.
Восемь недель уже этот кошмар продолжался...

Жили в довольстве, в спокойствии прежде критяне,
В жертву богам приносили быков темнобоких
И почитали владыку морей Посейдона;
Рыбу ловили критяне во Внутреннем море,
Жемчуг искали, на дно опускаясь отважно,
А Посейдон посылал им десятки жемчужниц.
Случай разбил между ним и критянами дружбу.
Бык Посейдона сбежал с его пастбищ подводных,
Вышел из пены сверкающей, как Афродита,
И, замычав, на утёсе уснул невысоком.
Были копыта его - из алмазов блестящих,
Фосфор - в глазах, ослепительно белая шкура,
А золотые рога в свете солнца блестели.
Минос, увидев из окон дворца это чудо,
Кликнул рабов и отдал им приказ торопливый,
Чтобы быка привели они в царские стойла.
Слуги послушались и побежали на берег.
Вдруг Посейдон из пучины поднялся с трезубцем
И произнёс громогласно, к царю обращаясь:
«Минос! Верни мне быка! Он сбежал с моих пастбищ;
В море рождённый, нормально он жить тут не сможет!»
Миносу нравился бык; крикнул царь Посейдону:
«Это животное с пастбищ моих убежало!
Хочешь его ты себе незаконно присвоить;
Может, возьмёшь и всё стадо, Земли Колебатель?»
Похолодели от наглости Миноса слуги.
Но поборол Посейдон гнев, в душе закипевший:
«Предупреждаю. Верни мне животное, Минос,
Принадлежит оно мне по закону и праву!»
Дерзко ответил царь Крита: «Ты - бог беззаконья!
Лги, Посейдон, но быка своего не отдам я!»

Ярость в глазах повелителя вод полыхнула;
Чёрным трезубцем взмахнув, он ударил им в камни
И погрузился со смехом в родную стихию.
Гея от частых подземных толчков задрожала,
Водовороты вокруг берегов забурлили,
Ринулись с шумом валы, закипев, на утёсы;
Вдруг промелькнули на гребнях людские фигурки...
Взглядом прощальным рабов проводил царь в пучину.
Бык же помчался с неистовым рёвом по суше.
Бешенство им овладело. С тех пор он носился
По островку, убивая людей и калеча...
Совесть раскаяньем душу царя раздирала,
Но не исправить уже этой страшной ошибки:
Нет смельчака, что бы смог побороться с животным
И отвести его в море, вернуть Посейдону...

Слухи об этом дошли до царя Эврисфея.
Жаль ему стало критян. И призвал он Геракла:
«Ты наделён милосердием, силой, отвагой.
Так покажи нам на деле, на что ты способен!
Крит отделён от нас глубоководным проливом.
Восемь недель уже море на редкость спокойно;
Но вокруг острова чёрная буря ярится,
Ни одному кораблю приставать не давая ;
Носятся с воем по острову грозные ветры.
Хуже, чем бури и смерчи, для жителей голод:
Неумолимо уносит он жизни людские;
Дым погребальных костров поднимается к небу.
Изредка топот и рёв тишину нарушают:
Бешеный бык по пустынному носится Криту
И убивает несчастных не меньше, чем голод.
Сможешь ли ты усмирить вокруг острова бурю
И укротить непокорного злобного зверя?»
«Да, я смогу!» - без раздумий вскричал сын Алкмены.

Быстро несётся по светлому морю триера,
Что приказал Эврисфей снарядить для Геракла.
Сын Громовержца подробней узнал у матросов,
Чем люди острова вызвали гнев Посейдона...
Полупрозрачные волны о борт разбивались,
Юный Зефир среди них, как ребёнок, резвился;
Было бездонное небо наполнено светом,
И по незримой тропе солнце к западу мчалось.
Пересекла вдруг границу триера Геракла.
Парус рванулся ; как веточка, треснула мачта;
Тёмные волны вокруг корабля заревели,
Тучи покрыли всё небо гигантской бронёю,
Молния вгрызлась в эфир, гром ударил набатом.
Палубу вал облизнул; и с отчаянным криком
Люди исчезли во тьме, средь ревущего ада.
Дрогнул Алкид; и, мечом потрясая, вскричал он:
«О, устыдись! Посейдон! Это всё - за скотину?!»
Эти слова донеслись до подводных покоев.
Заголосила вдруг совесть в царе. Разве стоит
Даже огромное стадо - души человека?
Вспомнил Морей Повелитель, как дети, играя,
На мелководье ракушки со дна собирали;
Вспомнил он девичий смех, над водою звенящий,
Вспомнил ныряльщиков и мореходов отважных...
Буря утихла. Геракл вздохнул облегчённо.
«Мудрая истина», - молвил задумчиво кто-то -
«Из-за скотов погибают, как правило, люди...»
«Крит!» - эту речь оборвал возглас кормчего громкий.

Стукнули цепи о мрамор. Корабль причалил.
Видели люди, что кончилась страшная буря;
Вышли они из жилищ и огромной толпою
Ждали в молчанье, с надеждою глядя на судно.
Вышел Алкид, поприветствовав жителей Крита.
Вынесли следом матросы из трюма продукты...
Вдруг из-за ближних построек, с неистовым рёвом,
Выскочил бык; он был странным сияньем окутан,
Бликами солнце в алмазных копытах сверкало,
Золото ярко блестело, рога заискрились;
Только глаза его диким безумьем горели.
Бросились в стороны люди в паническом страхе...
Палицу вскинул Алкид и спустился по трапу.
С яростной силою кинулся бык на героя,
Резко ударив в сверхпрочную шкуру рогами.
Чуть пошатнулся сын Зевса. В глазах потемнело.
Страшным усилием он поборол свою слабость;
С силой схватив за рога своей твёрдой рукою,
На спину зверю вскочил и погнал его в море.
Благоговейные взгляды его провожали;
Миноса грызть перестала жестокая совесть.
...А за быком пенный след по лазури остался.