12. ЯБЛОКИ ГЕСПЕРИД

Ночью Гипнос не явился к царю Эврисфею,
Мимо окна пролетел, промелькнув чёрной тенью.
Встал Эврисфей, тихо вышел из комнаты тёмной,
Сел на балконе, минувшие дни вспоминая,
Взор устремляя в бездонное звёздное небо.
Был в своё время он молод, умён и завистлив,
Жаждал он славы, как боги бессмертные - жертвы;
Жаждал он власти и силы, как боги - нектара,
И упивался он властью своей над Алкидом.
Но промелькнули года - унесли все желанья,
Словно волна, что песчинки смывает с утёса;
Лишь безразличье оставила жизнь Эврисфею,
Только волнует сознание страх перед смертью,
В сердце таящийся, всюду царящий незримо.
Как же избавиться от мрачнодумного гостя,
Тёмного, неумолимого бога Таната?
Царь осмотрел своё хилое, дряхлое тело,
Вспомнил Геракла... Глаза засветились надеждой...

Царь приказал привести сына Зевса наутро
И произнёс: «Я уж стар, недалёк от Аида;
Но без меня беззащитными станут Микены.
Должен я стать вечно юным, как бог, и бессмертным,
Чтобы царём быть Микен белостенных всё время.
Слышал я: там, где Атлант небо светлое держит,
У берегов шумноплещущего Океана,
Пышно цветёт среди голых камней, как оазис,
Сад Гесперид - дочерей звездоблещущей Никты.
В нём, зеленея, стоят вековые деревья,
А на ветвях созревают плоды золотые -
Яблоки, вечную юность несущие людям,
Кто их отведал - они наделяют бессмертьем.
Три таких плода ты мне принеси, и последним
Будет сей подвиг двенадцатый, Сын Громовержца!»

Весело палицу вскинул Геракл и вышел.
Змейкой тропинка вилась среди тёмной чащобы
И становилась дорогой, мощёною камнем -
В городе крупном, в деревне - широкой тропою;
Вновь расширялась, сужалась, кружила, петляла,
В горы взлетала, стремительно вниз обрывалась
И средь пустыни ныряла в песчаные дюны,
Словно пытаясь уйти, убежать от Геракла.
Мир показался герою громадным и шумным:
Вновь корабли оседлали весенние реки,
В путь отправляясь скорей после зимних стоянок;
Солнце ласкало холодную Гею лучами;
Славили птицы начало Мунихиона,
Звонкими песнями воздух весны наполняя.
Спрашивал сын Громовержца и юных, и старых -
Где сильнорукий Атлант небо тяжкое держит?
Лишь пожимали плечами смущённые люди...

Вышел сын Зевса на берег реки полноводной
И опустился на землю, Гипносом томимый.
Сном непробудным заснул он, и лишь на рассвете
Вновь пробудился под взглядом искрящейся Эос.
Из-за деревьев вставал Гелиос, улыбаясь;
Травы, цветы и растенья его ожидали,
К свету тянулись раскрывшимися лепестками.
Вдруг из реки, что журчала легко и беспечно,
Нимфы прекрасные выбежали вереницей;
С радостным криком вскочили шалуньи на камень
И закружились в весёлом, стремительном танце.
Сын Громовержца негромко окликнул красавиц;
Старшая нимфа, прекраснейшая Эридана,
Крикнула младшим: «Внимайте, беспечные сёстры!
Путник зовёт нас - Геракл, сын великого Зевса!»
Нимфы бесшумной толпой окружили героя;
Произнесла Эридана надменно и строго:
«Что тебе нужно, о странник, сын Зевса Кронида?»
«Сад Гесперид я ищу, яркоглазые нимфы!» -
Молвил герой. - «Вам дорога к нему неизвестна?»
«Нет,» - отвечала прекраснейшая Эридана. -
«Знает её лишь Нерей, в бурном море живущий.»
Снова вернулись красавицы к прерванным играм;
Лишь Эридана смотрела, смеясь, на Геракла,
И благодарно склонился герой перед нимфой...
Вынырнул из-под волны, в брег ударившей, старец,
Весь в седине, чешуёю блестящей покрытый,
Трапезу начал, усевшись на мокром утёсе,
Ибо внизу, под водой, есть почти невозможно:
Пищу из рук вырывают голодные рыбы.
Сын Громовержца, увидев на камне Нерея,
Шумно приветствовал старца, представившись прежде.
«Здравствуй, о мудрый Нерей!» - молвил он откровенно. -
«Нимфы-танцовщицы мне о тебе рассказали;
Знаешь ты путь к Гесперидам, к их пышному саду,
К яблокам юности вечной ты знаешь дорогу!
Можешь ли ты показать мне её, мудрый старец?»
Трапезу молча окончил Нерей, и неспешно
Путь указал он Гераклу к волшебному саду.
Солнце вставало и тёмным пятном опускалось,
Дюны песчаные зноем немым покрывая;
Вдаль уходили пески бесконечной пустыни...
Жажда томила Геракла, но не было влаги,
Только насмешливо жёлтые волны взирали.
Несколько дней уже шёл по песку сын Алкмены;
Солнце нещадно палило широкие плечи.
Юношу вдруг он увидел громадного роста -
Брёл он навстречу Гераклу по знойной пустыне.
Возликовал сын Зевеса, шаги ускоряя:
Думал герой, что послал Громовержец Гермеса,
Чтобы он вывел Геракла из дюн бесконечных.
Юноша быстро приблизился к сыну Алкмены;
«Здравствуй!» - воскликнул и руку пожал, как знакомцу.
«Здравствуй. Но кто ты?» - герой вопрошал с любопытством.
«Я - царь пустыни, Антей, сын возлюбленный Геи.»
«Я - сын Зевеса, Геракл, слуга Эврисфея.»
«Ищешь ты сад Гесперид, сын Алкмены и Зевса!» -
Молвил Антей и повёл по пустыне Геракла.
«Знаешь ли ты, о герой, кто они - Геспериды?
Слушай же! Тайну смешную тебе я открою.
Некогда были прекрасными дочери Никты;
Были подобны они красотой Афродите,
И воспевали их в песнях-шедеврах аэды.
И возгордились они, лишь собою любуясь;
Целые дни проводили они с зеркалами,
Не отрывая от стёкол восторженных взглядов.
Время бежит, и бесшумно уносятся годы,
Падая в вечность, как в пасть ненасытной Харибды,
В тёмном потоке смертей и утрат безвозвратных...
И незаметно состарились юные нимфы.
Шрамам подобны, морщины прорезали лица,
Щёки ввалились, иссохла упругая кожа,
В светлых очах не сверкают весёлые искры.
Бродят теперь с зеркалами по саду старухи
И созерцают свои безобразные лица...»
«Разве не могут они яблок жизни отведать?» -
Тихо спросил сын Алкмены, жалея красавиц.
«Знал я, Геракл, что спросишь меня ты об этом!
Да, они могут вернуть убежавшую юность,
Но протянуть свою руку за яблоком жизни -
Значит признать, что пленила тебя уже старость,
Что красота, словно хрупкая роза, увяла.
Вот и бредут, словно тени, по саду старухи,
Молча глядят на уродливые отраженья.»
Лишь усмехнулся Геракл, взглянув на Антея.
Но был наказан сын Геи за речи такие:
Вдруг охватил сына Зевса припадок безумья,
И на губах показалась кровавая пена,
Разум пленила Ата, тихо сзади подкравшись,
Мания очи одела покровом безумья...
Прыгнул, взревев, на Антея сын Зевса Кронида.
Но был бессмертен Антей, когда Геи касался.
Вдруг обхватил его сильный Геракл руками
И, оторвав от земли, задушил и отбросил.
Тут покрывало безумья упало со взора,
И ужаснулся такому убийству сын Зевса;
Похоронив и достойно оплакав Антея,
Дальше пошёл, выполняя приказ Эврисфея.

Перед Гераклом стоял, словно статуя, Атлас,
Ноги расставив, спиною к скале прислонившись;
Бледное небо держал на плечах он веками.
И обменялись приветствиями герои:
«Здравствуй, титан!» - «Здравствуй, сын Громовержца Кронида!»
«Атлас,» - промолвил Геракл, - «В Микены я должен
Жизни плоды принести из волшебного сада,
Яблоки юности вечной добыть Эврисфею.»
Тихо и мягко ответил Атлант, улыбаясь:
«Сын Громовержца, я дам тебе то, что ты просишь.
Но подержи небосвод, ибо если он рухнет,
Гея погибнет и всё, что есть в мире живого.»
Встал сын Алкмены на место титана Атланта -
Пот по лицу заструился, и мускулы вздулись,
Но удержал он над миром тяжёлое небо.
От напряженья всё тело его покраснело,
Мутными стали глаза; но, к великому счастью,
Быстро вернулся из сада волшебного Атлас;
В плоской ладони блестели плоды золотые.
«Сын Громовержца!» - к Гераклу он вновь обратился. -
«Вот они, яблоки юности, перед тобою!»
Тут он запнулся... И выпалил скоро, поспешно:
«Слушай, герой... А давай, отнесу я в Микены
То, что тебе приказали... А ты тут... подержишь...»
Сам же подумал: «О боги! Как глупо солгал я!
Но не заметит вдруг сын Громовержца Кронида -
Вместе оставлю я с ним свою вечную ношу!»
Голову поднял Геракл: «Приветствую, Атлас!»
Понял сын Зевса неловкую хитрость Атланта. -
«Да, я согласен. Плоды отнеси Эврисфею
И возвращайся тотчас без малейшей задержки!
Но помоги мне немного, о небодержатель!
Я положу на плечо небольшую подушку,
Чтоб не давило так тяжко огромное небо!»
С радостью снова взял Атлас привычную ношу,
Ждал, пока сын Громовержца подложит подушку,
Радуясь скорой свободе и хитрости ловкой.
«Небодержатель,» - герой обратился к титану, -
«Яблоки ты мне принёс - и спасибо на этом,
Вечно держать твою ношу я не собираюсь.»
Быстро ушёл, взяв плоды золотые, сын Зевса...

Но не дала Эврисфею коварная Гера
Юностью вечной от этих плодов насладиться,
Вырвав их прямо из жадных зубов Эврисфея;
И унесла на Олимп, где сама их и съела.

                      **********

Много деяний свершил ещё сын Громовержца,
Прежде чем мойры на смерть обрекли его тело;
Но вознесла его душу Афина Паллада,
А на земле сохранилась бессмертная память.